3 октября 2020 г.

Грегори Робертс «Шантарам»

 Красивые цитаты про искренние чувства и привязанность. Сочетание Индии и Ньюфелда :) Это художественная книга и текст содержит спойлеры.


Шантарам-1

Сидя рядом с ним на низком табурете и глядя на него снизу вверх, я испытывал некоторую скованность. И одновременно меня охватило исключительно теплое чувство к нему, порожденное, казалось, именно нашим неравенством. Это была любовь вассала к своему господину, одно из самых сильных и загадочных человеческих чувств.
***
Его маленькая ручка утонула в моей ладони. Нет ничего, что ощущалось бы более уместным в твоей руке, придавало бы столько уверенности и пробуждало бы такое сильное инстинктивное желание оказать покровительство и защитить, как рука ребенка.
***
- Знаешь, Лин, у нас есть пуштунская поговорка. Смысл ее в том, что невозможно стать мужчиной, пока не отдашь с готовностью и беззаветно свою любовь ребенку. А хорошим человеком можно стать только после того, как ребенок точно так же всем сердцем полюбит тебя.
***
Джозеф был спасен, об этом говорил его взгляд и его кивок. Он был охвачен лихорадкой возродившегося человека, в которой смешивались стыд и торжество. Эти чувства взаимосвязаны: стыд придает торжеству смысл, а торжество служит вознаграждением стыду. Мы все спасли Джозефа, сначала став свидетелями его стыда, а затем разделив с ним его торжество. И произошло это благодаря тому, что мы действовали, мы вмешались в его жизнь, ибо спасение невозможно без любви.
«Что более характерно для человека, - спросила меня однажды Карла, - жестокость или способность ее стыдиться?» В тот момент мне казалось, что этот вопрос затрагивает самые основы человеческого бытия, но теперь, когда я стал мудрее и привык к одиночеству, я знаю, что главным в человеке является не жестокость и не стыд, а способность прощать. Если бы человечество не умело прощать, то быстро истребило бы себя в непрерывной вендетте. Без умения прощать не было бы истории. Без надежды на прощение не было бы искусства, ибо каждое произведение искусства - это в некотором смысле акт прощения. Без этой мечты не было бы любви, ибо каждый акт любви - это в некотором смысле обещание прощения. Мы живем потому, что умеем любить, а любим потому, что умеем прощать.
***
- Может быть, наша жизнь началась в океане, - произнес он тихо. - Четыре тысячи миллионов лет тому назад. В какомнибудь глубоком, теплом месте, около подводного вулкана.
 Я посмотрел на него с удивлением.
 - И почти все это время все живые существа были водными, жили в море. А потом, несколько миллионов лет назад, а может, и немного раньше - трудно сказать, все же давно это было - живые существа выбрались и на сушу.
 Я недоуменно хмурился и одновременно улыбался. Я даже дышать старался потише, чтобы не нарушить задумчивость, овладевшую Джонни.
 - Но можно сказать, что после того, как мы покинули море, прожив в нем много миллионов лет, мы как бы взяли океан с собой. Когда женщина собирается родить ребенка, у нее внутри имеется вода, в которой ребенок растет. Эта вода почти точно такая же, как вода в море. И примерно такая же соленая. Женщина устраивает в своем теле маленький океан. И это не все. Наша кровь и наш пот тоже соленые, примерно такие же соленые, как морская вода. Мы носим океаны внутри, в своей крови и в поту. И когда мы плачем, наши слезы - это тоже океан.
***
За этот час полусонного бормотания она раскрыла мне больше, чем за все долгие предыдущие месяцы. Такие откровения служат для влюбленных звездами, по которым они ориентируются в океане желания. А самые яркие из звезд - это твои печали и разочарования. Твое страдание - самый ценный дар, какой ты можешь поднести любимому человеку. Печали, о которых она мне поведала, заняли прочное место на моем звездном небосклоне.
***
К нам подошел Большой Рахул с бамбуковой дубинкой на плече. Около меня он задержался, неторопливо огрел дубинкой меня по спине и со смехом двинулся дальше. Смех его был нарочито громким и жестоким, но звучал фальшиво и выдавал его слабость. Я явственно чувствовал ее - такой смех был хорошо знаком мне. Мне приходилось слышать его в другой тюрьме, на другом конце света. Жестокость - разновидность трусости. Трусы смеются жестоким смехом, когда им на людях хочется заплакать, а причиняя другим боль, они дают выход снедающей их тоске.
***
Тем не менее, это было унижением. Почемуто худшее из всего, что с нами вытворяют другие, заставляет стыдиться нас. Очевидно, при этом страдает та часть нашей души, которая стремится любить мир, и стыдимся мы того, что принадлежим к человеческой расе и разделяем ее слабости.
***
Когда люди поют, они не лгут и не прячут своих секретов, а Индия - это нация певцов, и их первая любовь подобна песне, которую мы затягиваем, если слез оказывается недостаточно.
***
- Линбаба, - пророкотал Кадер, назвав меня тем именем, под которым я был известен в трущобах, - ты мне нравишься.
 Краска бросилась мне в лицо. Я чувствовал себя так, словно это сказал мне родной отец. А родной отец никогда не говорил мне ничего подобного. Эти слова оказали на меня такое сильное действие, что я осознал, какую власть он приобрел надо мной, заполнив ту нишу, где должен был находиться мой отец. Гдето в самом потайном углу моего сердца маленький мальчик, каким я когдато был, страстно желал, чтобы Кадер был моим настоящим отцом, моим родным отцом.
***
- Люди не теряют веру в любовь и не перестают желать ее. Они просто не верят больше в счастливый конец. Они верят в любовь и влюбляются, хотя и знают, что… что любовные истории почти никогда не заканчиваются так же хорошо, как начинались.
***
Я чувствую все это, но не понимаю и не могу объяснить - ни тебе, ни себе. Я просто люблю тебя, люблю всем сердцем. Ты выполняешь миссию Бога: придаешь смысл моей жизни. И потому мне есть за что любить этот мир.
***
      — А знаешь, - заметил я, - Карла говорит, что депрессии подвержены только те люди, которые не умеют грустить.
      — Она не права! - возразил Дидье. - Никто лучше меня не знает, что такое  tristesse [123] Это совершенное, свойственное только человеку проявление чувств. Многие животные умеют радоваться, но только человек наделен способностью выражать великолепную грусть. Грусть для меня - это нечто особенное, моя ежедневная медитация, единственное искусство, каким я владею.

***
Человек, спасающийся бегством, старается, преодолевая боль, вырвать из сердца свое прошлое, остатки своего бывшего «я», память о тех местах, где он вырос, о тех людях, кто любил его. Бегство позволяет ему выжить, теряя себя самого, но он все равно проигрывает. Мы можем отвергнуть свое прошлое, но оно продолжает мучить нас, оно следует за нами, как тень, которая назойливо, вплоть до самой смерти, шепчет нам правду о том, кто мы такие.
***
Даже тот, кого мы никогда и нисколько не жалели при жизни, заслуживает жалости, когда лежит мертвый перед нами. Жалость - разновидность любви, которая ничего не требует взамен и потому является своего рода молитвой. А по усопшему всегда надо помолиться. Замолкнувшее сердце, застывший купол недышащей груди, оплывшие свечи глаз требуют молитвы. Каждый умерший - это разрушенный храм, и глядя на него, мы должны пожалеть его и помолиться за него.
***
Так или иначе, но я чувствовал себя страшно одиноким в городе. За одну неделю я лишился Прабакера и Абдуллы, своих ближайших друзей, а вместе с ними словно утратил привязку к некоему месту на физической карте. Осознание себя личностью некоторым образом подобно координатам на карте города, где нанесены пересечения наших дружеских связей. Мы знаем, кто мы, и определяем себя относительно людей, которых любим, и причин своей любви к ним. Я был той точкой в пространстве и времени, где дикое неистовство Абдуллы пересекалось со счастливой кротостью Прабакера.
***
Существует теория, что храп во сне является подсознательным защитным рефлексом - предупреждающим звуком, отпугивавшим от входа в пещеру хищников, когда наши предки в эпоху раннего палеолита укладывались на ночлег. Эти афганские кочевники, погонщики верблюдов, пастухи овец, крестьяне и моджахеды подтверждали эту теорию: их громовой храп раздавался всю долгую холодную ночь с такой неумолчной свирепостью, что мог бы превратить стаю прожорливых львов в испуганных мышек, обратив их в паническое бегство.
***
Они лгали мне и предавали меня, оставляя рваные раны там, где было мое доверие к ним, и я не желал больше их любить, уважать или восхищаться ими, но все же продолжал их любить. У меня не было выбора, и я отчетливо это понимал, стоя здесь, посреди белой снежной пустыни. Любовь нельзя убить. Ее не убьешь даже ненавистью. Можно задушить внутри себя влюбленность, нежность и даже влечение. Ты можешь убить все это или превратить в прочно застывшее, свинцовое сожаление, но саму любовь ты все равно не убьешь. Любовь - это страстный поиск истины, иной, чем твоя собственная, и стоит тебе один раз ее почувствовать, не обманывая себя, во всей полноте, и она останется навсегда. Каждый акт любви, каждый момент, когда сердце обращается к ней, - это часть вселенского добра, часть Бога или того, что мы называем Богом, а уж онто не умрет никогда.
***
Я никак не мог привыкнуть к потере Кадербхая, отца моих грез. Бог свидетель, я своими руками помогал его хоронить, однако не горевал, не оплакивал его. Для подобной скорби мне не хватало убежденности: сердце не могло смириться с фактом его смерти. Я слишком сильно его любил, казалось мне в ту военную зиму, чтобы он ушел просто так - умер и дело с концом. Если такая громада любви может просто исчезнуть в земле, не говорить больше, не улыбаться, тогда любовь - ничто. А в это я не мог поверить, пребывая в ожидании некоего неизбежного воздаяния. Тогда я не знал того, что знаю сейчас: любовь - улица с односторонним движением. Любовь, как и уважение, - это не то, что ты получаешь, а то, что ты отдаешь. Но не зная этого в те горькие недели, не думая об этом, я отвернулся от этой появившейся в моей жизни пустоты на месте, где было столько любви и надежды, отказавшись испытывать тоску от этой потери. Я съежился внутри холодного, скрывающего все камуфляжа из снега и затененного камня. Жевал кусочки оставшегося козьего мяса, и каждая минута, заполненная биением сердца и голодом, уводила меня прочь от печали и осознания истины.

Шантарам-2 "Тень горы"

Служитель подал мне свежее полотенце, улыбнулся и приветственно закивал.
 Одна из величайших загадок Индии – и одна из ее величайших отрад – это искреннее дружелюбие людей из самых низов. Этот служитель не рассчитывал на чаевые; да их и не принято давать в туалете. Он был просто добрым человеком, дежурившим в месте отправления насущных надобностей, и он улыбнулся мне от всей души, как незнакомому, но дорогому другу. Именно эта доброта, исходящая из самых глубин сердца простых индийцев, является истинным флагом этой нации; и она побуждает вас вновь и вновь возвращаться в Индию – или удерживает вас здесь навсегда.
***
– Лин, прошу тебя извинить Сильвано, – мягко сказал Идрис. – Верность – это его способ проявления любви. Полагаю, то же самое можно сказать и о тебе, не так ли?
 Верность. Мы с Лизой так и не смогли полюбить друг друга. Зато я любил Карлу – женщину, которая вышла замуж за другого. Я изменил своим братьям по оружию, когда решил покинуть Компанию, и даже более того – обсуждал целесообразность убийства Санджая. Верность бывает необходима лишь в тех случаях, когда тебе не хватает любви. Если же твоя любовь достаточно сильна, вопрос о верности просто не возникает.
***
Ее татуированная цитатами рука легла мне на грудь. Я слышал музыку в душе. Я чувствовал себя как дома. Ибо твой истинный дом – это сердце, которое тебе суждено полюбить.
***
– Что ж, попробую объяснить по-другому, – сказал Идрис, откидываясь на спинку стула. – Представь, что у тебя есть знакомый, обладающий рядом хороших качеств, но, к примеру, умеющий только брать, а не давать, понимаешь?
 – Да.
 – Прекрасно. Тогда представь, что этот человек жесток с посторонними, не гнушается пользоваться чужим успехом, способностями или деньгами, но сам никогда не работает и ничего не отдает взамен. Я понятно объясняю?
 – Да, я с такими встречался, – с улыбкой ответил я. – Продолжайте.
 – В таком случае твой долг, как человека более чистого духом, поговорить со своим знакомым, указать на недостатки такого поведения, попытаться его изменить. Это сработает, если он покорно выслушает твои советы. Если же его снедает гордыня, а дух его чересчур темен, то у тебя ничего не выйдет. Проще исполнить свой долг с более податливым человеком.
 – Я все понял, Идрис. Только, по-моему, речь идет не о покорности. Я называю это компромиссом, встречей на полпути.
 – Ты прав, речь и об этом тоже: общность интересов, согласие, свободный диалог, – но все это невозможно, если обе стороны не проявят покорности. Покорность лежит в основе цивилизации, в любом добром деянии. Смирение – врата покорности, а покорность – врата очищения. Теперь понятно?
 – Ну… да.
 – Уф, слава богу, – вздохнул он, опуская руки на колени. – Ты не представляешь, как часто приходится раз за разом повторять одно и то же, приводить пример за примером – и все для того, чтобы человек хотя бы на миг отринул гордыню и забыл о своих предубеждениях. Затрахали уже.
 Я ошеломленно посмотрел на Идриса, впервые услышав из его уст грубое выражение.
 – А что такого? – улыбнулся он. – Если не сквернословить, не орать и глупостей не говорить, я вообще с ума сойду.
 – А, ясно.
 – Не знаю, как тантристам удается всю жизнь ежедневно исполнять сложные обряды и совершать жертвоприношения. Это требует немалых сил и энергии – духовной и физической. Нам, учителям, гораздо легче. И все равно время от времени с ума сходишь оттого, что приходится со всеми быть вежливым и любезным. Ну вот, чиллум погас. Так на чем мы остановились?
***
Слово «фамилия» происходит от латинского famulus, «слуга», производного от слова familia, объединявшего всех домочадцев, и хозяев и слуг. По существу, желание иметь семью и ощущение пустоты, возникающее при ее потере, порождены не собственническими инстинктами, а стремлением к той благодати, которая нисходит на нас, когда мы заботимся о тех, кого любим.
***
– В плохом тоже есть хорошее. Чудеса вершатся в те мгновения, когда кровь бурлит в жилах. Я писатель, я верю в силу любви. Самоубийство – не выход.
 – Для тебя?
 – И для тебя тоже. Ты никогда не задумывалась о том, что не имеешь права лишить себя жизни? Такого права нет ни у кого.
 – Это почему? – Ранвей смотрела на меня широко распахнутыми глазами, не догадываясь, какая жестокость скрыта в наивном вопросе.
 – Скажи, у безумца есть право убить постороннего?
 – Нет.
 – Вот видишь. Когда задумываешься о самоубийстве, то превращаешься в безумца. Но в то же время ты сам – посторонний, и тебе грозит опасность от самого себя. Даже если дела плохи, ты не вправе убить того, кем станешь впоследствии. Сама жизнь предупреждает, что это не выход.
***
Я встал. Ранвей тоже поднялась и нерешительно произнесла:
 – А тебе никогда не хочется, чтобы все в жизни было иначе?
 – В тебе говорит сожаление.
 – Сожаление? – недоуменно переспросила она.
 – Ну, знаешь, это как при киднеппинге, когда требуется доказательство жизни…
 – Как это?
 – Когда ведут переговоры о выкупе, от похитителей обычно требуют доказательство жизни, хотят удостовериться, что похищенного человека не убили. Просят видеозапись или телефонный разговор. Доказательство жизни.
 – Ну и что?
 – Так вот, сожаление – это доказательство души, Ранвей. Если бы ты ни о чем не сожалела, то была бы не хорошим, а дурным человеком. И Винсон бы не сходил по тебе с ума. Сожаление – хорошее чувство. А когда оно утихает, то становится еще лучше. Оно обязательно утихнет.
***
(письмо Кадера)
Я полез в карман за деньгами, и вместе с ними рука выудила оттуда серебристый конверт с письмом Кадербхая. Дав чаевые служителю, я положил конверт на широкую стойку рядом с туалетной раковиной, а затем уперся ладонями в ее край и посмотрел в глаза своему зеркальному двойнику.
 Я не хотел читать это письмо; я не хотел убирать валун от входа в пещеру, куда я упрятал бо́льшую часть своего прошлого. Но Тарик говорил, что в письме упоминается Шри-Ланка. Хотя бы поэтому я должен был его прочесть. Я заперся в одной из кабинок, поставил саблю в угол у двери, сел на крышку унитаза и начал читать письмо Кадербхая.

Сейчас я держу в руке синий стеклянный шарик вроде тех, что используются англичанами в детских играх, и думаю о Шри-Ланке, а также о людях, которые поедут туда от моего имени. Ты обещал сделать это для меня. Уже долгое время я смотрю на этот стеклянный шарик после того, как случайно его заметил и подобрал с земли. Посредством таких вот хрупких мелочей и едва уловимых намеков нам открывается смысл нашей жизни. Каждый из нас формирует свою коллекцию вещей, которые мы находим, изучаем, оцениваем и храним внутри себя, сознательно или неосознанно; эта коллекция и есть то, чем мы становимся в конечном счете.
 Я добавил тебя к моей коллекции, Шантарам. Ты – один из узоров в рисунке моей жизни. Ты мой возлюбленный сын, один из моих возлюбленных сыновей.


Мои руки начали мелко дрожать – то ли от гнева, то ли от горя, я и сам не знал. До сих пор я не позволял себе оплакивать Кадербхая. Я не посещал его могилу на кладбище Марин-Лайнз. Я знал, что в той могиле нет его тела, потому что сам помогал его хоронить.
 Лицо мое лихорадочно горело, а к затылку будто приложили лед. «Мой возлюбленный сын…»

Наверно, ты меня возненавидишь, узнав обо мне всю правду. Прости меня, если сможешь. Эта ночь кажется мне бесконечной. Думаю, если раскрыть абсолютно всю правду о любом человеке, всегда найдется что-нибудь, за что его можно возненавидеть. И со всей честностью, необходимой для такого послания, которое я пишу в ночь перед нашим с тобой отъездом на войну, я должен сказать, что ненависть некоторых людей ко мне вполне обоснованна. Но сейчас я посылаю к чертям всех моих ненавистников.
 Я был рожден для того, чтобы оставить это наследство. И я должен был сделать это любой ценой. Использовал ли я людей? Конечно да. Манипулировал ли я людьми? Всякий раз, когда считал это нужным. Убивал ли я людей? Я убивал всех, кто становился препятствием на моем пути. И я пока еще не пал в этой борьбе; я терплю и становлюсь сильнее, когда все вокруг меня рушится, потому что я следую своему предназначению. В моем сердце я не сделал ничего дурного, и мои молитвы искренни. Надеюсь, ты сможешь меня понять.
 Я всегда любил тебя, с первой же нашей встречи. Помнишь ту ночь, когда мы вместе слушали Слепых певцов? Это такая же правда, как и все плохое, что ты обо мне когда-нибудь узнаешь. Я совершал дурные поступки, и я открыто это признаю. Но и все хорошее – тоже правда, включая и то, что мы не можем увидеть в реальности, но чувствуем сердцем и храним в памяти. Я избрал тебя, потому что я тебя полюбил; и я люблю тебя потому, что ты мною избран. В этом и есть вся правда, сын мой.
 Если Аллах призовет меня к себе и ты прочтешь эти строки уже после моего ухода, это не повод для печали. Мой дух пребудет с тобой и с твоими братьями. Ты не должен бояться. Я всегда буду рядом с тобой. Если ты попадешь в беду, лишишься всего и останешься один против множества врагов, ты ощутишь мою отцовскую руку на своем плече и поймешь, что мое сердце бьется рядом с твоим в этом сражении. То же касается всех моих сыновей.
 Пожалуйста, сделай так, чтобы моя душа могла соединиться с твоей в молитве, пусть даже ты далек от религии. Постарайся каждый день находить момент хотя бы для самой краткой молитвы, и в такие моменты я смогу тебя навещать.
 И запомни мой последний совет. Люби правду, которую ты найдешь в сердцах других. Всегда слушайся голоса любви в своем сердце.


Я сложил письмо и засунул его в бумажник. Над кармашком выступал край письма со словами «синий стеклянный шарик»; и сердце мое заколотилось, как при беге в крутой подъем.
 Я увидел его смуглую руку в лучах вечернего солнца. Я увидел сопровождавшую его речь игру длинных тонких пальцев, похожую на плавные движения диковинных морских существ. Я увидел его улыбку. Я увидел свет его мыслей, струящийся из янтарных глаз и преломляющийся в прозрачной синеве стеклянного шарика. И я наконец-то смог его оплакать.
 На какой-то миг я увидел нас обоих, названого отца и покинутого сына, где-то за пределами этого грешного мира: в месте прощения и искупления.
 Попытка избавиться от любви есть грех против самой жизни, тогда как скорбь по усопшим – это один из способов выразить любовь. Когда я это почувствовал, я наконец-то дал волю своей скорби. Я вспоминал магнетическую силу его взгляда; вспоминал гордость, которую я испытывал, заслужив его похвалу; вспоминал любовь, звучавшую в его смехе. И я оплакивал свою утрату.
 Я услышал глухой бой барабана, как будто наполненного кровью. Внезапно меня бросило в жар, дыхание стало тяжелым и хриплым. Я судорожно схватился за саблю. Надо было уходить отсюда. Срочно подниматься и уходить.
 Но я опоздал: вся горечь, которая накапливалась во мне годами, сдерживаемая только плотиной гнева, прорвалась наружу потоком слез. Помимо всего прочего, это было весьма шумно.
 – Сэр? – через минуту-другую после начала моих рыданий позвал с той стороны дверцы служитель. – Вам подать новый рулон туалетной бумаги?
 И тут я рассмеялся. Бомбей спас меня, как много раз до того спасала меня Она.
 – Все в порядке, – откликнулся я. – Спасибо за заботу.

6 января 2020 г.

Илья Латыпов - Очень-очень хорошие и важные слова про работу с...

Илья Латыпов - Очень-очень хорошие и важные слова про работу с...

Очень-очень
хорошие и важные слова про работу с собой и отчаяние, которое ждет на
этом пути. Автор - Полина Гавердовская. Я иногда внимательно
перечитываю его - как памятку для самого себя.
Об отчаянии клиентов.
К вопросу о плохих вещах, которые мы делаем себе сами.


В психотерапевтической работе обычно бывает особая точка отчаяния, к
которой нужно быть готовыми. Человек, условно говоря, плохо живет
потому, что разными способами гадит себе. Окружающим, разумеется, тоже,
но это обычно волнует не его, а окружающих, о чем они и расскажут своим
терапевтам. Так вот. Гадит человек себе всякими разными способами, как
водится, совершенно этого не осознавая. Иначе зачем бы мы все
(терапевты) были нужны?

Хорошо обученный, вменяемый и
(желательно) в меру счастливый терапевт способен достаточно скоро
увидеть эти способы и показать их клиенту. Если он плохо обучен, он не
видит их и не умеет показывать, невменяемые и несчастные - видят не то, и
показывают не так. Чрезмерно счастливый терапевт - тоже плохо, ему
просто трудно сконцентрироваться на чужом несчастье. К счастью клиентов и
несчастью терапевта, острое счастье - это обычно короткий эпизод, после
чего хорошо обученный и в меру счастливый терапевт возвращается в
норму.

К чему это я, отвлеклась. Так вот, гадит себе, стало быть,
клиент, и не видит этого. А терапевт ему показывает, разными способами.
И, о чудо. Клиент впервые видит. Происходит первый прорыв, только
прорыв грустный. Клиент видит, но ничего не может поделать. Счастливее
он не становится, поскольку гадить себе не перестает. Еще добавляется
досада от сознания масштабов неприятности. И вот в этом месте обоим
необходимо терпение и мужество. Потому, что на то, чтобы начать меньше
себе гадить, нужно время. Нужно изучить способы, которыми ты себе
гадишь, досконально.

Процесс этот может быть очень неприятным,
болезненным и совершенно не приносящим удовлетворения. Когда
удовлетворения нет, совершенно не ясно, на что опираться в этом тяжелом
процессе, который выглядит, как бесконечный. В этот период клиенты часто
говорят: я понял, и что? Особенно могут пострадать люди, которые
привыкли делать себе гадости, унижая себя. Увидев это с близкого
расстояния, и не умея себя остановить, они очень быстро начинают унижать
себя еще и за это: «Я уже совсем ку-ку. Унижаю себя, и еще не могу
остановиться. Ну, вот, опять». Клиенты, легко разрушающие важные связи,
могут решить уйти в этот момент: «Этот терапевт - такой же урод, как все
остальные люди, встреченные мне на моем жизненном пути. Ничем не может
мне помочь, я только узнал, что я чмо, да и все».

Так вот, о чем
я. Очень важная есть штука, вот она. Бесполезно останавливать себя от
делания себе гадостей. Потому, что если вы берете себе «остановить
себя», как цель, то любая неудача в том, чтобы останавливать себя,
становится еще одной гадостью, которую сами себе засчитаете. А ваш счет и
так огромен, и он, как это ни смешно, не в вашу пользу, ибо в войне с
собой победителей нет. Вместо того, чтобы останавливать себя, изучайте
себя. Если вы научились портить себе жизнь давно, вы делаете это
автоматически. Чтобы разучиться ее себе портить, нужно узнать, как это
устроено. Чтобы разрушить этот механизм, нужно досконально изучить, как
оно устроено. Чтобы изучить это, не надо ничего останавливать, надо
изучать. Вы будете в двойном выигрыше: вы не будете в дураках, когда не
смогли себя остановить, и у вас будет накапливаться информация о том,
как вы устроены.

Что происходит дальше? Чем больше вы изучаете
собственные способы портить себе жизнь, тем менее бессознательными они
становятся. Чем менее бессознательными они становятся, тем хуже они
работают. Происходит то же, что случилось с сороконожкой, которая
задумалась, с какой ноги пойти, и упала. Этого мы и добиваемся. И это
единственное, чем я могу поддержать всех тех, кто встал на нелегкий путь
самосовершенствования :)

Удачи и бесконечного терпения всем нам, ибо терапевты - тоже вечные клиенты, если они хоть немного вменяемы

https://www.facebook.com/gaverdovskayastudio/posts/1995973810626575


P.S. Добавлю только от себя: есть еще одна сложность - это ощутить всем
своим существом, что гадости себе делаешь ты сам, присвоить себе это
поведение и отношение к себе. Не некие неведомые силы, не
"бессознательное", а ты, ты сам, в здравом уме и памяти.

Распознавание иероглифов


26 января 2018 г.

Привязанность и зависимость

Профессор Питер Коэн (Нидерланды): "Может, нам и не стоит даже называть это зависимостью? Может, нам следует называть это связыванием? У людей есть естественная и врождённая потребность создавать связи. Когда мы счастливы и здоровы, мы объединяемся друг с другом. Но если вы не можете это сделать, потому что травмированы, изолированы или побиты жизнью, то вы найдёте связь с чем-то, что даст вам некое чувство облегчения. Это могут быть азартные игры, это может быть порнография, это может быть кокаин, это может быть марихуана, но вы создадите связь и объединитесь с чем-то, потому что такова наша природа. Это то, чего мы хотим как люди."